Интервью с Эллисом Амдуром. Часть 2. Деэскалация насилия и связь с будо.

Автор: Гийом Эрард.
Оригинал: _http://www.guillaumeerard.com/aikido/interviews/interview-with-ellis-amdur-part-2-the-de-escalation-of-violence-and-the-relevance-of-budo#Ref1

Это вторая часть интервью с Эллисом Амдуром, инструктором в японских традиционных боевых искусствах и конфликтологом. В этой части мы обсуждаем его профессиональную деятельность деэскалации, его стратегии, эффект его занятий боевыми искусствами на его взаимодействия и роль боевого искусства, если таковая имеется, с точки зрения борьбы с насилием и поддержания нравственности. Это очень сложное интервью, которое близко к основам нескольких важнейших научных дисциплин. Я надеюсь, что оно послужит для углубления по взгляды м-ра Амдура и как отправная точка для тех, кто хочет больше узнать о реакциях мозга на страх, гнев и насилие. С этой целью я пытался ссылаться на все работы, которые мы цитируем в процессе обсуждения. Чтобы узнать о тренировках Амдура, прочитайте первую часть интервью.

Гийом Эрард: Давайте поговорим о Вашей профессиональной деятельности.

Эллис Амдур: Есть три или четыре части моей профессии. Я занимаюсь психотерапией, на сегодня это больше терапия для семейных пар. Я прихожу к людям домой, у меня нет офиса, и стараюсь войти в их жизнь и выйти оттуда как можно быстрее. У нас длительные сеансы, иногда более трех часов. Если у меня более пяти сеансов подряд с кем-либо, то я считаю это долгосрочной терапией.

Также я консультирую бизнесменов, если их сотрудники напуганы. Я таких встречал, когда пытался оценить насколько опасен мой клиент. Я консультирую людей, за которыми следили, чтобы тактически определить насколько опасен преследователь и оценить ситуацию с правоохранительными органами.

Иногда я работаю коучем (прим. пер.: метод консалтинга и тренинга; от классических консалтинга и тренинга отличается тем, что коуч не даёт советов и жёстких рекомендаций, а ищет решения совместно с клиентом. От психологического консультирования коучинг отличается направленностью мотивации. Работа с коучем предполагает достижение определённой цели, новых, позитивно сформулированных результатов в жизни и работе.) с родителями, воспитывающими якобы психически нездоровых детей. Часто дети таковыми не являются. Родители и культура в которой мы живем, вынуждают действовать детей так, словно они больны. Мы не можем бороться с культурой, но мы можем работать с родителями для оказания им помощи в формулировании способа, которым они относятся к своим детям. Этот способ проявляется в целостности и тем самым он помогает ребенку быть целостным.

На сегодня я также провожу огромное количество обучающих курсов и пишу, концентрируясь на деэскалации и методах успокоения психически больных людей. Я много работаю с правоохранительными органами, также и с социальными службами. Я издал девять профессионально-ориентированных книг, связанных с деэскалацией насилия: для полиции (прим. пер.: ссылки на литературу см. в оригинале интервью), исправительных учреждений, работников служб по работе с условно осужденными/досрочно освобожденными, работников охраны, социальных служб, больниц, операторов службы спасения, и семей, в которых живут психически нездоровые люди. Потому что их контекст сильно отличается, базовые стратегии должны быть встроены в контекст, и созданы в соответствии с обязанностями тех, кто работает или живет в его пределах.
Гийом Эрард: Недавно я изложил свои мысли на предмет насилия, а потом наблюдал как Вы беседовали по этому поводу с точки зрения биолога. Меня заинтересовало Ваше объяснение насилия с точки зрения эволюции. Вы аргументировали, что жестокие мысли и поведение, вероятно, выгодны с точки зрения эволюции, иначе они не сохранялись бы из поколения в поколение.

Эллис Амдур: Способ, которым я описываю агрессию, навеян высказыванием Дэвида Иглмана о том, что наш мозг состоит из множества «зомби» нейронных подсистем, которые одновременно бессознательны и находятся вне сознательного контроля. Это значит, что каждая подсистема борется с другими. Когда все работает, мы даже не осознаем конфликт. Сознание есть конфликт между этими системами и он требует внимания для решения, таким образом мы действуем. Если вспомнить законопроизводство, то никто не отмечает, большую часть работы политиков. Когда идут серьезные дебаты, когда надо принимать решения, страсти накаляются очень сильно.

Например, я женат, я горячо люблю мою жену, но когда я вижу другую привлекательную женщину, есть определенная часть моего мозга говорит: «Размножайся с этой женщиной, это позволит твоей ДНК выжить». Это не горячая кровь и это не аморально. В большинстве случаев не так много разногласий внутри меня, просто искра внимания или желания. Но когда есть разногласия, одна часть нашего мозга, обезьяний мозг, который развивался чтобы лгать, предложит: «Почему я должен хранить верность, она не узнает». Тогда большая часть человека отвечает: «Я знаю, что тогда я буду относиться к ней по другому, и это повлияет на нас». Мы – собрание бесов и ангелов. Целостность, до такой степени, до какой мы ее развили, управляет этим движением. Не на долго вернемся к нашему обсуждению будо. Я думаю, что цель так называемых сейши танрэн – развить такого рода целостность, а не какой-то абстрактный дух.

Гийом Эрард: Как Вы изучаете предмет агрессии?

Эллис Амдур: Основываясь на том, что я изучил в Японии, я придумал свою поговорку: «Когда я отправляюсь в страну львов, то я не пытаюсь быть львом. Я буду тигром и они научатся любить мои полосы». Другими словами, когда я учу полицию, я не притворяюсь полицейским. Когда я учу социальные службы, я интересуюсь тем, какая у них клиентура. Я не считаю, что знаю их дело – они консультируют меня, пока я работаю. В тот момент, когда я начинаю говорить об агрессии в их контексте, очень редко попадается тот, кто не знает о чем я веду речь (смеется). Обычно в социальных службах каждый раз находится кто-то, чьей целью является поспорить. Но как я писал ранее (прим. пер.: см. первую часть интервью) про обучение айкидо, я прихожу как гость, и обращаюсь к людям с уважением.

Я часто начинаю говорить об агрессии в пределах любовных отношений. Это переносит субъект в мир человека, они видят живой пример. Все злятся в своем собственном доме, все чувствуют себя подавленно, когда мы злимся. Ярость – это состояние, когда мозг ящерицы видит цель и связывает ее с выживанием. Например, я спрашиваю людей, что удержало их от того, чтобы поколотить ребенка в состоянии ярости. Это позволяет им узнать свою ярость и ее торможение. С точки зрения деэскалации других, я учу людей как принять роль тормозящего ярость агрессивного человека, пока они испытывают трудности с торможением (inhibiting) себя.

Это очень похоже на роль хорошего укэ в корю. Как я упоминал ранее (прим. пер.: см. первую часть интервью), в корю укэ – старший и ответственен за создание условий, в которых ученик может выразить себя настолько полно, насколько это возможно, без боязни получить травму. Также нельзя быть слишком хорошим, иначе ученик не станет лучше, а поломается. Если вы хотите воспользоваться деэскалацией, вам нужна правильная тактика. Это как езда на дикой лошади, вы не можете просто потянуть за узду. Лошадь должна скакать, но в правильном направлении.

Я показал пример агрессии или психического расстройства основанный на изменении формы, которое я описал ранее (прим. пер.: см. первую часть интервью). У меня есть способность извлекать из себя любое поведение, будь то злость, ярость или психотическое поведение и т.п. Когда я начинаю делать это, люди видят своих клиентов. Сотрудники правоохранительных органов, например, видели парня, которого они задержали на прошлой неделе. Часто я предлагаю в качество решения то, что они уже сделали. Тот, кто работал в напряженных ситуациях в течение нескольких лет, будет меньше ошибаться. Проблема в том, что когда это инстинктивная реакция, то она не всегда совпадает с вашими желаниями. Большая часть моего обучения сводится к тому, чтобы привлечь внимание к навыкам, которые у них уже есть. Если вы делаете осознанно, то это волевыявление, но если это просто инстинкт, то он кажется случайностью.

Интуиция используется примитивными частями мозга, которые не «общаются» словами, но инстинктивно, через ощущения. То чему я учу – это способ связать восприятие людей с их опытом. Когда кто-то орет на вас, то какие ощущения вы испытываете? Люди с проблемами сразу же отвечают: «Я чувствую себя тревожно» или «злость» или «страх». Проблема в том, что ощущение тревоги – это маркер восприятия. Что такое ощущение тревоги? Для меня это ощущение холода в животе, мои руки немного трясутся и выступает пот. И это не все, что отличает эти ощущения от влюбленности, не так ли? Как разграничить переживания? Иногда это очень малое различие, а иногда оно зависит от контекста.

Гийом Эрард: Это похоже на сходство между страхом и чувствительной пожарной сигнализацией. Страх может помочь выживанию, т.е. спасет жизнь однажды. Но он может быть «ложной тревогой», которая срабатывает каждый раз, когда вы готовите ночью.

Эллис Амдур: Ну, одна часть гиперчувствительна, но другая не компетентна. Многие, особенно в западных либеральных обществах, преуспели в маркировке своего опыта таким образом, что он подвергает их еще большей опасности. Например: вы едете в метро, а компания людей из другой этнической группы смотрит на вас. Вы не считаете себя расистом, но они смотрят на вас и вы чувствуете холод страха. Вы думаете: «Это не справедливо. Я отношусь как расист к тем молодым людям, я не должен чувствовать себя так». В этом случае они являются хищниками, ваше желание быть непредвзятым ослепляет ту часть мозга, которая отвечает за выживание и воспринимает опасность. Таким образом, мы считаем себя в безопасности из-за этого маркера. В такой ситуации мозг ящерицы обмануть невозможно, он честен. Кстати, мне интересно, сколько читателей мгновенно представили определенную этническую группу, предположили, что я представил ту же этническую группу и обиделись, посчитав меня расистом.

Вот пример некомпетентности о которой я говорил. Что-то что предает биологическую сущность человека. Клиент однажды сказал мне: «Эллис, Вы помогли мне больше, чем кто-либо в моей жизни». После этого как он это сказал, я спонтанно начал улыбаться. Эта небольшая улыбка появляется у меня тогда, когда кто-либо говорит, что хочет обидеть меня. Это то, что я делаю автоматически – привожу себя в порядок и улыбаюсь. Из-за контекста – я был терапевтом человека и я помог ему – я отбил реакцию/восприятие того, что он хочет меня обидеть. Позже этот человек отравил меня. После этого ужасного опыта, я больше не пытался анализировать мои реакции, или «психологизировать» их. Анализ похож на то, как вы разбираете ваши часы, надеясь, что вы можете собрать их как только увидите шестеренки. Когда речь идет о реакциях выживания, они такие какими они есть и я хочу оставить их такими. Контекст в этом случает таков, что он благодарил меня, даже пустил слезу, так что я сглупил. Когда люди бьют меня по лицу и говорят комплименты, я чувствую себя не комфортно. Поэтому я маркировал это ощущение тревоги или опасности как ощущение дискомфорта. Позже он дал мне еду, я ее съел. Из этого урока я понял, что восприятие честно, но ощущения – наши маркеры восприятия – нет.

Гийом Эрард: Рандольф Несс, исповедующий эволюционную биологию, утверждает, что пациентам можно помочь с их психологическими проблемами (т.е. неправильным истолкованием или чрезмерным проявлением чувств), если им объяснят, где истоки их проблемы и каким целям она служит с точки зрения эволюции. Насколько важно объяснять эволюционное происхождение эмоций людям, которые пытаются справиться с чувством тревоги или гнева?

Эллис Амдур: Зависит от ситуации и клиента. Но я это часто делаю – не только для людей, которые должны деэскалировать других, но и для людей, которые должны контролировать себя.

Гийом Эрард: Каков Ваш метод, чтобы убедиться, что Вы правильно маркировали ощущения?

Эллис Амдур: В Евангелие от Матфея сказано: «По плодам их вы узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смокови?». Если я неправильно оцениваю людей, то получаю обратную связь – иногда шипы, иногда чертополох, иногда яд. Драйвер неправильной интерпретации обычно происходит из прошлого. Например, люди, которые стали жертвами насилия в раннем возрасте имеют боевой характер, потому что характер помог им выжить. Характер остается таким же в условиях, когда он не помогает этим людям выживать. Их задача заключается в дальнейшей дифференциации. Да, их тошнит, когда на них кричит их любовник. Но как восприятие этого, этот опыт, отличается от того, как на них кричал их собственный отец? Чем они отличаются? Они могут чувствовать себя маленькими детьми, когда на них кричит их любовник. Но сейчас они совершеннолетние и более не беспомощные, если только они так сами себя не определяют.

Гийом Эрард: Очевидный вопрос – как будо может помочь в этом?

Эллис Амдур: Пожалуй, самый классический японский ответ тем, кто приносит в додзё их психологический багаж – это нетерпимость к оправданиям, к слабости. Ответ японского воина будет таким: «Самое худшее, что с тобой может случиться – ты умрешь. Так как это все равно случится, то зачем так суетиться?»

Нельзя сказать, что будо помогает. Для тех, кто занимается будо не только для того, чтобы научиться драться (что, как по мне, первопричина начала занятий), но и чтобы разобраться со своими демонами, будо может быть инструментом, который они используют, чтобы выковать себя. Но будо – это только транспорт. Я наблюдал как мой младший сын качался. Он был стройным мальчиком, по его ощущениям даже худым. Однажды, я думаю ему было лет 12, он решил стать больше, чем он был на тот момент. Он пошел к тренеру в школу тяжелой атлетики и попросил начать тренировки. Он стал поразительно сильным, но что более важно, он выработал в себе такие качества как мужество, уверенность и умение радоваться. Занятия акцентировали качества, которыми он обладал от рождения, но он полировал их как бронзу, через постоянную самостоятельную работу, в которой он был один на один с весом. Можно ли сказать, что тяжелая атлетика или тренер дали ему это? Или он использовал работу с весом как транспорт? Точно так же можно использовать и будо, но это не данность.

Японское будо отличается от сильного течения китайских боевых искусств. Различие прежде всего в методах внутреннего развития или внутренних упражнениях, которые служат для продления жизни. В даосском понимании, если у вас будет достаточно времени в этом мире, но вы можете развить в себе бессмертие. Скорее это освящает самоотверженный поступок, подобный службе вассала господину или служению Богу или высшей цели. Самоотверженный поступок, который принят, если не за пределами мысли о жизни и смерти, то по крайней мере не под влиянием других. Я вспоминаю как несколько лет назад меня наняла компания, для интервью с одним из сотрудников который был напуган. Он думал, что ему придется совершать насилие. Известно, что у него было оружие. Я встретился с ним один на один, за дверью стоял вооруженный полицейский, которого он не знал.

Я помню вечер перед этим. У меня болел живот, я маркировал это как чувство тревоги. Я не занимался такими делами в течении некоторого времени. Сделав несколько глубоких вдохов, я вспомнил свои слова: «Это не беспокойство. Вы родились для этого». После этого я был рад и счастлив. Я забыл о том, что я. Встреча прошла очень хорошо. С полицией была договоренность, что если я коснусь уха, то полицейский войдет в комнату со взведенным оружием. Делать это мне разрешалось только в крайнем случае. После напряженного начала беседа пошла гладко. Большинство оценочных суждений воспринимаются личностью как насилие. Оценивающий делает свое дело хладнокровно, по сути крадет у других. Один из способов, которым я работаю – как можно быстрее предложить клиенту что-то. Основываясь на том, что я слышал и наблюдал, я предлагаю то, что несомненно улучшит ситуацию клиента, если они последуют совету. Предложение, как подарок, не только меняет динамику между нами. Оно позволяет мне сделать оценку – и я открыто показываю это – того как они принимают такой подарок. Для компании это жизненно важная информация о том, следует ли принимать меры или нет. В лубом случае дела пошли все лучше, ситуация сменилась на безопасную. Я расслабился. У меня зачесалось ухо. Не подумав я почесал его (смеется). И я подумал: «О, нет! Скоро ситуация усложнится донельзя!». Но полицейский не появился. Я успокоился, но в то же время меня провели. Я подумал, что он наверное заснул. Позже он сказал, что видел меня, но наблюдал за моим языком тела и за языком тела клиента. Он не заметил ничего – ни малейшего намека – на увеличение опасности, поэтому решил подождать. Вот это реальная оценка угрозы, или говоря другим языком, правильное понимание камаэ.

Гийом Эрард: Вы упомянули работу Пола Экмана по микровыражениям. Можно и сказать, что они широко распространены, но на практике используете ли Вы их осознанно, чтобы расшифровать намерения?

Эллис Амдур: Не путем классификации микродвижений. Есть лаборатория в Сиэтле, под руководством Джона Готтмана, который является специалистом в теории поведения пар. Если у вас проблемы с партнером, вы направляетесь в эту «лабораторию любви», где все что вы делаете записывается на видео 24 часа в сутки. Кроме ванной, конечно. Он анализирует взаимодействия между членами пары, включая стоп-действия этих микродвижений. Мы интуитивно понимаем эти микродвижения как гештальт целиком. Как часто вам случалось приходить домой и по одному взгляду на жену сказать, что у нее был трудный день. Это не телепатия, мы не должны это мистифицировать. Мы подхватываем мельчайшие изменения в мимике и положении тела (прим. пер.: а также взгляд, тембр голоса, интонацию). Если я делаю два разных выражения лица (или наблюдаю): одно из них страшное, а другое удивленное они будут выглядеть одинаково. Все же вы – и большинство людей – моментально могут их различить. Это одна из проблем аутистов, у них большие трудности с проведением таких различий. Физически, страшное выражение лица расслабляет щеки. Выражение очень тонкое, но вы можете заметить разницу, находясь в другом конце комнаты. Если бы мы фехтовали, то вы стали бы замечать одно из выражений лица чаще чем другое и были бы в состоянии уловить разницу. При достаточном навыке можно буквально получить доступ к своему страху. Уровень, на котором я используюсь этим, порождает что-то, что можно использовать как преимущество. Это настоящее киай-дзютсу. То есть целый уровень психологической подготовки, которую я получил в Японии. Это не просто «чувствовать свои эмоции», но «можете ли вы использовать свои эмоции в конце-концов?». Это возможно только если вы действительно их чувствуете. Если вы пытаетесь обмануть, то другой человек почувствует не то.

Гийом Эрард: Это мне напоминает то, что проделал Кенджи Уширо сэнсэй с Крисом Круделли. То, о чем Вы говорите, связано с тем, что происходит на этом видео (прим. пер.: видео размещено в оригинале)?

Эллис Амдур: На самом деле Круделли что-то сам с собой делает. Он фиксируется на глазах Уширо, пытаясь уловить направление и понять что делать дальше, что Уширо (не) делает. Уширо направляет взгляд вниз, как ящерица. Поэтому Уширо разрушает ма-ай. Круделли полагается на визуальное восприятие, глядя в основном в «обманывающие» глаза кого-то, кто ничего не выдает. Поэтому он всегда на шаг позади.

Гийом Эрард: Мы ухватили две тенденции в будо и вообще два способа думать. В наше время люди хотят бороться со своими инстинктами, называя их звериными или злыми, либо хотят вернуться несуществующему гедонистическому и гармоничному образу жизни предков.

Эллис Амдур: Ну, вы знаете, большинство людей склонны думать слоганами, которых в наши дни полно. Мы должны разбирать вещи на детали и рассматривать их подробно, мы не можем просто сказать: «У меня хорошие ощущения по поводу этого, значит это правда».

Как я уже говорил, я переработал «Old School» и я добавил главу про эзотерические практики в 21-м веке. Я писал о двух типах неоконфуцианства, которые пришли в Японию в одно и то же время. Одно из них Лихэй, (прим. пер.: ??/l?xu?. Это важнейшее обозначение неоконфуцианства как философского учения, указывающее на его главную категорию — ли-принцип. Используется также термин ???/x?ngl?xu? - «учение о человеческой природе и мире идей») «Учение о принципе». Согласно нему достаточно следовать за старшими, подчиняться иерархическому порядку. Другое – Синхэй, (прим. пер.: ??/x?nxu?, «Учение о сердце/разуме»), гласит, что истину можно найти только через вдохновение и интуицию, и что целостность личности – в действии, а не через мышление. Мышление – способ этого достичь. Я постоянно указываю на это. Если я собираюсь заняться боевым искусством, то неоконфуцианство важно, так как оно лежит в основе японских боевых искусств. Наша точка зрения в том, что обе эти доктрины важны и она противоположна мнению относительно учений, большинства людей. Сейчас времена естественной иерархии, таким образом работает общество. Не только потому что кто-то должен стоять над нами, но иногда даже если они не должны, чтобы функционировать как общество мы должны уважать это проявление.

Проблема Лихэй в том, что если принимать его в манере экстремизма, то легко скатиться к фашизму. Синхэй с его собственной оценкой своих действий романтизировано в терроризме. Синхэй или Ойомэ в Японии очень близко к Дзэн. Согласно нескольким книгам, в значительной степени все буддийские структуры перед Второй Мировой Войной, в частности и Дзэн, выступали за ведение боевых действий, говоря что-то вроде: «Оправдано убить ребенка из вражеской страны, потому что вы поможете им получить лучшее воплощение». Можно оправдать все таким образом, утверждая, что в деяниях чистого и просвещенного нет испорченной морали. Некоторые люди предпочитали одну или другую идеологию и поэтому присоединяли ее к боевым искусствам, общественной мысли или к чему угодно. Мы должны стремиться быть безупречными мужчинами и женщинами, которые, по определению, должны идти на компромисс. Эмманюэль Левинас в книге «От существования к существующему» утверждал, что истинные этические взаимоотношения могут существовать только если бы в мире было всего два человека. С третьим рождается справедливость.

Возвращаясь к насилию в боевых искусствах, некоторые люди хотят сделать вид, что его не существует. Существуют фантазии о том, что они являются современными примитивистами. Но если это так, то они убийственны. В книге «War Before Civilization: The Myth of the Peaceful Savage» (прим. пер.: вряд ли издавалась в русском переводе) Лоуренс Кили устанавливает, что геноцид был в значительной степени правилом времени. Этот образ мышления напоминает мне случай, когда прямолинейный парень спрашивал Уэсиба Киссемару о том, когда его отец стал пацифистом. Когда Дошу перевели это, он чуть не упал. Не помню когда, я видел как он смеялся над этим искренне и безудержно. Он думал, что это было в высшей степени смешно.

Гийом Эрард: На самом деле не удивительно, что для небольшого племени, в чьих мозгах прочно укоренилась идея о том, что гены людей, которые находятся рядом с ними, очень подобны их собственным. Глядя на этот эволюционный импринт, я не перестаю удивляться тому, насколько мораль общества выросла за такое короткое время.

Эллис Амдур: В больше части эволюционного процесса люди – это группы охотников-собирателей от 10 до 40 человек. На планете было очень мало людей. Люди по ту стороны поселения были «ими», у них были другие боги, другая магия. Мы могли торговать с ними, но они не были «нами». Если я узнавал, что ребенок был убит в том поселении, то это было не важно для нас. С другой стороны, если мы узнавали, что кто-то умер в нашем поселении, даже если мы его недолюбливали, то он все равно был нашей кровью. Если кто-то, кого мы считаем человеком, умирает, это влияет на нас. Удивительно, но даже сегодня, если мы узнаем о том, что с кем-то плохо обращаются за полмира от нас, это влияет на нас. Реакция мозга такова: «Если я слышал про это, то это один из нас».

Гийом Эрард: Это, плюс процесс эмпатии дает нам опыт страданий других только через их описание. Удивляет то, что это порождение культуры, раньше такого не было.

Эллис Амдур: Да. Культура, общение, спорт. Спорт – это одно из невоспетых движений за мир, потому как он собирает людей разных культур на одной арене. Они празднуют одно и то же, такие события достаточно редкие.

Гийом Эрард: К тому же правила спортивных соревнований позволяют людям высвобождать свое желание доминировать и драться в безопасной, контролируемой среде.

Эллис Амдур: Ну да, это правда. И я не отношусь к этому неуважительно, потому что спорт по существу алхимический процесс. Он превращает холодную сталь войны в золотые и серебряные медали, трофеи. Я думаю о том, как пакистанцы, ямайцы и англичане разделяют свое увлечение крикетом. Это удивительно наблюдать среди игроков, но еще более удивительно – среди фанатов. Одобряя одни и те же вещи мы, чаще всего, получаем опыт того, как чем-то делиться. Да, я осведомлен о беспорядках и хулиганах, которые связаны со спортивными состязаниями. Но алхимия спорта существует, она изменяет мир, в котором мы живем, и нашу точку зрения.

Гийом Эрард: Мне проще понять то, о чем Вы говорите, с моей спокойной и рациональной точки зрения. Но как быть в случае, если сознание личности изменено либо психическим заболеванием либо под влиянием наркотиков? В этом случае возможность уловить Вашу риторику и физические сигналы, о которых Вы упоминали ранее, уменьшается.

Эллис Амдур: Прежде всего, вы не можете что-либо сделать, пока вы не успокоитесь. В ситуации деэскалации вы сначала должны деэскалировать себя. Это похоже на беззвучный киай-дзютсу – харизма, которая заставляет других резонировать с вашей беззвучной силой. На более видимом, приземленном уровне вопрос таков: как удержать себя ниже 20-ти по шкале от 1 до 100? Ниже 20-ти, вы используете в первую очередь неокортекс для решения проблем. Использование неокортекса беспроигрышно. Если вы сами себя накручиваете, ваше сердцебиение учащается, вы спорите, чтобы укрепить свою позицию и доказать оппоненту, что он не прав. В этом случае часть мозга, которая сконцентрировна на доминантности и иерархии берет верх. Как только я в лимбической системе, основной проблемой становится выяснить кто доминирует в этой комнате.

Гийом Эрард: Игра идет от «в плюс» к «по нулям»?

Эллис Амдур: Млекопитающие не испытывают саморефлексию. Если я глуп, слишком глуп, чтобы успешно общаться – что важно для меня – мой мозг млекопитающего воспринимает это через то, что вы назвали меня глупым или сделали из меня дурака. Для млекопитающего вопрос всегда: «Кто это сделал со мной?» Поэтому первый шаг деэскалации – это восстановить свое спокойствие. Быть глазом урагана – хаос должен вращаться вокруг вас из-за вашего спокойствия прежде, чем вы что-то скажете.

Следующий уровень оценки, который делается практически мгновенно: «Они злые, разъяренные или жестокие?»

Если они склонны к насилию, укрепляйте безопасность. Например: вы идете по улице, в хорошей физической форме и видите ребят, которые приближаются к вам с дубинками в руках. Как вы будете укреплять свою безопасность? Я надеюсь, что вы убежите. А теперь представим, что ваша жена отошла на 3 метра вперед, пока вы разглядывали что-то на витрине магазина. Она ближе к хулиганам, они приближаются к ней. Как теперь установить безопасность? Сейчас вам следует бежать вперед, потому что безопасность определяется: «Как и кто ответственен за защиту». Безопасность не ограничивается своей шкурой, пока вы человек.

Теперь давайте рассмотрим гнев, который лежит от 20 до 95 по шкале. Разозленный человек пытается общаться, он разочарован, общение заканчивается, начинаются запугивания, манипуляции и другие вещи. Но по существу разозленный человек пытается достучаться до вас. Если вы покажете, что ему это удалось с помощью общения, это все рассеется. Я уверен, что у вас случались ситуации во время ссоры, когда вы говорили: «Подождите, Вы имеете ввиду…» и вам с облегчением отвечали: «Да, я про это и говорю!». Это не означает, что вы согласны, но вы продемонстрировали, что общение достигло консенсуса.

Гийом Эрард: Таким образом, Вы подчеркиваете важность взаимопонимание, настолько малое, насколько возможно? Даже если согласия нет, это создает крючок.

Эллис Амдур: Верно. Похоже на переговоры при взятии заложников. Вы будете согласны с чем угодно, чтобы вернуть заложника. Если разозленного человека мы пытаемся деэскалировать с помощью проявления силы, то мы «получим» то, что человек говорит.

У разъяренного человека (95-99) начинает загружаться очень примитивная часть мозга, которая вызывает в них желание либо совершать насилие либо бежать. Тогда появляется вопрос: «Что их сдерживает от насилия?». То, что их удерживает, является ингибиторами, о которых я упоминал ранее. Прежде всего, последствия типа: «Если я замахнусь на него, то он меня ударит» или «Если моя жена узнает, что я участвовал еще в одной драке, то она уйдет». Что-то плохое случится со мной, если я поддамся своей импульсивности. Другой ингибитор – это мораль. Вместе с нашей агрессивностью, мы также имеем желание любить и следовать морали от самого рождения. Если бы мораль была тем, чему мы должны быть обучены на 100%, то мы бы не общались на эту тему.

Гийом Эрард: Мы бы не зашли так далеко как вид.

Эллис Амдур: Да, моральный стержень действует как ингибитор. Не работает только с людьми, у которых нет этого стержня, или которых мы классифицируем как социопатов (прим.автора: нынешние объемы данных свидетельствуют о переменной пропорции социопатов в разных странах. Как пример в Великобритании это 0,6% от населения, в США достигает 3%). Вдобавок к моральному стержню у нас есть моральные ценности, которые мы приобретаем в процессе жизни. Они могут быть положительными и отрицательными.

У нас есть эти ингибиторы. Разъяренный человек пытается от них избавиться, чтобы поступать так, как он хочет. Хороший пример в том, что можно назвать псевдообразованием видов: «Я не ударю человека, но ты не человек». Мы избавляемся от выбора по требованиям морали, приняв другого человека как другой вид. Если вы попытаетесь деэскалировать разъяренного человека, вам никогда это не удастся. «Гийом, я вижу, что Вы хотите оторвать мне голову и залить стены моей кровью. Спасибо за информацию». Правда, не сработает?

Гийом Эрард: Скорее всего нет (смеется)

Эллис Амдур: Что нужно делать с разъяренным человеком, так это установить вербальный контроль (а иногда и физический). Иногда это выглядит как: «Садитесь. Мы будем говорить, когда Вы присядете. Садитесь. Садитесь!»

Есть много разных вариантов ярости: испуганная ярость, хаотическая ярость, горячая ярость, холодная ярость и т.п. с разными ответами для каждого варианта. Вопрос: «Что если это не сработает?». Тогда, живя в мире насилия, вы должны делать то, что должны делать по определению. Я не исповедую пацифизм. «То, что является наилучшим для всеобщего выживания, но прежде всего вы сами». Помните, что «вы» по прежнему определяет ответственность за защиту, и может потребоваться броситься на гранату, чтобы спасти других. Может быть убежать! А может принять бой. Одно не лучше другого. Вопрос в том, что правильно прямо сейчас – в этой уникальной ситуации. Поэт Гарри Снайдер однажды сказал: «Не причиняйте ненужного вреда». Как по мне это подводит черту. Если вред необходим, то это то, что нужно сделать.

Гийом Эрард: Как Вы различаете злость и ярость?

Эллис Амдур: Ваше тело само скажет вам. Способ общения в этом случае – страх. Не нужно бояться разозленного человека, нужно быть осторожным.

Гийом Эрард: В связи с тем, что у другого человека все еще есть желание общаться?

Эллис Амдур: Да, и кроме того он не намерен навредить вам прямо сейчас. Он может в самое ближайшее время, но не сейчас.

Гийом Эрард: Они просто чувствуют, что нет другого способа общения, кроме как повышать тон?

Эллис Амдур: Да, но разъяренный человек желает нанести вам вред. Вот пример. Я с женой был на Коста Рике. Мы лежали в кровати, читали книгу, как вдруг она сказала: «Эллис, тут паук!». Я подумал, что паук сидел на москитной сетке и надо было осторожно стряхнуть его, чтобы он убежал. Но я увидел большого паука, который висел внутри. Москитная сетка сделана так, что если пытаться из нее выйти, то она трясется – паук упал бы на одного из нас. Я был напуган? Да. Я не знал ядовит ли он, но он был достаточно большим, так что мне пришлось его убить. Паук внутри москитной сетки – это ярость. Страх – это ощущение, которое говорит: «Паук внутри сетки». Беспомощность всего лишь результат, который люди получают, когда они напуганы. Я не знал укусит ли меня паук, если я раздавлю его голыми руками. Я взял ткань, что потребовало от меня точности и координации, потому как я своего рода балансировал на одной руке над моей женой. Я поймал паука, раздавил и выбросил. Я повернулся к моей жене и прорычал: «Мужик, охотник!» (смеется). Остаток ночи прошел нормально (смеется). В любом случае, я боялся, но это ни в малейшей мере не снизило мою способность действовать эффективно и мощно. Многие люди недооценивают это, но это и есть цель практики боевых искусств.

Гийом Эрард: Вы прибегали к психологическим «фокусам»? Другими словами где заканчивается стратегия деэскалации и начинаются манипуляции?

Эллис Амдур: Я пользуюсь ими при случае. Я не лгу, я сознательно направляю или заостряю ситуацию – другими словами делаю киай-дзютсу. Конечно это пугающая тема. Люди говорят о скромности буши. А как насчет их самонадеянности? Я говорю о готовности нести ответственность за последствия, присущие любому потенциально рискованному поступку. Иногда я веду глубоко манипулятивную политику, для этого есть нравственные причины. Немного драматизируя, человек тем самым рискует своей душей. Я вижу слишком много людей, которые стараются оставаться между строк, поэтому они могут писать книги о самозащите. Когда будет необходимо шагнуть к краю их там не будет. Надо отметить, что там человек может упасть (прим. пер.: небольшой каламбур. one may fall можно перевести как «упасть» или «пасть», в смысле «умереть») – и все это означает, что человеку нужно много практиковать укэми.

Гийом Эрард: Я могу понять как можно помочь людям тем, что Вы рассказываете на лекциях и консультациях. Но чем больше мы говорим, тем сложнее мне понять, как могут помочь боевые искусства, особенно айкидо, которое в основном преподносится как средство разрешения конфликтов.

Эллис Амдур: Это сложный вопрос. Прежде всего, я не проповедую психологию на татами. Я не пытаюсь придать айкидо вид уроков морали. Я не занимаюсь никакой «терапией» на татами. От этой мысли меня тошнит. Вы были в школах айкидо, где учитель начинает лекцию по этим вопросам? Вы сидели и думали: «Ну зачем я так просрал вечер?».

Гийом Эрард: Конечно! Как только они хватаются за психологию, науку или медицину, те предметы в которых у них чаще всего отсутствует квалификация, мое терпение быстро заканчивается (смеется)!

Эллис Амдур: Более того, мое мнение состоит в том, что ученик должен изучать эти вопросы сам, если они его беспокоят. Тогда они могут использовать кейко (прим. пер.: я. «тренировка») для усиления или оттачивания этого опыта. Можно использовать любое боевое искусство для самообучения, что противоположно идее боевого искусства «для» образования.

Гийом Эрард: Это возвращает нас к Вашим словам. Вы попали в ситуацию, когда корю начало развивать Вас как личность, хотя в пределах учебных программ корю нет такого.

Эллис Амдур: Я могу использовать все это, чтобы стать убийцей, или манипулирующим другими социопатом, или чтобы воспитывать себя лучше.

Гийом Эрард: Это мой интерес в айкидо. Как Вы сами сказали, начав айкидо злобным человеком, вы будете оставаться злобным человеком.

Эллис Амдур: Хорошее сравнение получается если взять ровесников Кобукан – Риндзиро Сирата и Годзо Сиода. Они были там в одно и то же время и учились одинаково. Сиода сэнсэй был физически талантлив, но, то что я слышал от пары учидэши, был одним из самый ограниченных людей на планете. Каждый вечер после тренировки он собирал компанию их пяти его школьных друзей, чтобы пить виски и травить те же самые байки. Сиода сэнсэй безусловно делал людям больно, сделать другим сотрясение мозга для него было как шутка. Сирата сэнсэй был грубым парнем в молодости, но стал отличным человеком. Учились они одинаково, результаты разные.

Вопрос не в том, как далеко вы зайдете, а с чем вернетесь. В любом боевом искусстве вы можете выделить свою суть. Если вы сознательно скажете, что хотите учиться чему-то, то вы меняетесь.

Гийом Эрард: Это напоминает мне имэйл, который я получил давным-давно. Парень, который мне написал, рассказал свою историю. Он ждал свою жену, чтобы забрать машину после ужина в ресторане. Группа людей появилась из ниоткуда и напала на него. Он сказал, что был обеспокоен тем, что они появились, а его жена должна была появиться с минуты на минуту. Он не отбивался, а просто уклонялся и принимал удары. Этот парень работа в больнице, ухаживал за людьми целый день. Он написал мне, потому что «потерял себя» и хотел «вернуться к тому, кто он есть». Он читал книги Саотомэ сэнсэя и интересовался, сможет ли айкидо ему помочь. Парень заботился о своей жене, отказался от насилия, заботился о людях каждый день всю его жизнь. Что-то произошло в его голове после этого. Он, очевидно, был порядочным человеком и подумал, что он что-то должен исправить в своей личности? Мое мнение, что большинству учителей айкидо не мешало бы быть похожим на него!

Эллис Амдур: Я не знаю (смеется). История, которую Вы рассказали, просто чудесна. Сделаем из этого конкретного случая метафору для правильного поведения. Если он мог победить их, то что в этом плохого? Если бы он мог переломать им локти и колени и оставить их без возможности так же нападать на других, возможно, это был бы прекрасное содействие окружающему миру (смеется). Я встречал одного истинного пацифиста, которого допекал собственный отец. Он поклялся, что не сделает ничего, из того что делал его отец. Однажды в парижском метро он пытался защитить кого-то и хулиган ударил его кулаком в лицо. Он просто посмотрел на него. Хулиган ударил его еще раз. А он продолжал смотреть ему в глаза. Хулиган заорал: «Дерись! Дерись!» и ударил его еще раз. В ответ на него просто посмотрели. Хулиган разрыдался и убежал. Это впечатляющая история, но что если бы там был бандит, и все что ему надо – это перерезать горло? Мой друг принял это – я не могу.

Что касается айкидо, то если вы хотите использовать его для решения проблем, то какую идеологию вы выберете? Уэсиба Морихэи сказал: «Я вне добра и зла. Моральные вопросы меня не интересуют». Он не бросал людей как Мурасиге Аритоши, который по некоторым сведениям рубли людям головы в Китае, чтобы испытать меч. Он не вышвыривал никого. Не называя имен, я знаю шихана, который сломал ребенку руку перед Уэсиба. Уэсиба позвал его в свой кабинет и он вышел оттуда трясясь, но не изменил своего поведения. С другой стороны Уэсиба привлек Окумура Сигенобу, Томики Кэндзи и Оба Хидэо – хороших мужчин достойных подражания. И действительно, на стороне добра или зла был Уэсиба? В 1930-е годы – подробно это исследовал Питер Голдсбури – Уэсиба поддерживал террористов и политических убийц.

С другой стороны, Терри Добсон сказал мне, что Уэсиба подбирал людей с улиц и давал им занятие, так чтобы они не делали ничего плохого. Вся эта идея про то, что айкидо – это любовь и такое прочее… Мне понятно, что Уэсиба видел себя в роли воплощения божества, которое объединяет небо и землю, и любовь, о которой он говорил, была у него в крови. Я недавно читал интервью с Уэсиба 1956-го года на сайте у Стэнли Пранина. Уэсиба интервьюировал очень неприятный «правый» репортер, который продолжал тыкать на него, вел себя очень вызывающе. Это было интересно, потому что Уэсиба лукавил в стиле: «Да, я люблю демократию, император – великий демократ». До самой своей смерти Уэсиба был «правым» сектантом. Тем не менее, есть люди, жизнь которых изменилась после встречи с ним.

Гийом Эрард: Худшее в моем понимании то, что много приятных людей скорее обратят внимание на айкидо, чем на другие виды спорта, из-за его «мирной» рекламы. Это восприятие своего рода предубежденное. Есть доля хороших людей, которых создало айкидо, как противовес доле хороших людей, которые попали туда изначально. Если посчитать, то я думаю, что пропорция будет 1 к 1.

Эллис Амдур: В каждом боевом искусстве есть свои выдающиеся личности, которые представляют собой «смесь» учителя и самого искусства. Людей можно легко ввести в заблуждение, обмануть или манипулировать другим образом. С обратной стороны, когда я сидел во время демонстрации с моим инструктором Араки-рю, то я был возмущен некоторыми полу-мошенническими демонстрациями корю. Мой учитель сказал: «Люди находят такого учителя, которого ищут».

Гийом Эрард: Вы подведете черту того, что люди могут ожидать от Ваших уроков?

Эллис Амдур: Да. Вы можете попросить меня: «Эллис, я хочу делать Араки-рю с Вами». Вы, похоже что, хороший человек, наша беседа прошла гладко. Но скажем так, что я боюсь того, что у вас, скорее всего, возникнут разногласия с некоторыми членами моей группы, которые мне уже как семья. Я могу отказать вам, даже если вы хороший парень. Тем не менее, если я действительно захочу с вами работать, то я могу сказать: «Давайте поработаем в другом месте». Рю больше чем то или это додзё, если я увижу что-то в ком-то, что требует моего обучения, я найду способ.

Гийом Эрард: Это абсолютно противоположно тому, что делал Уэсиба. Он поступал неправильно?

Эллис Амдур: Зависит от периода, когда он учил. В расцвете сил он учил именно так. Но если говорить об айкидо как о «большом шатре», то я думаю, что это замечательно. Надо отметить, что это создает разного рода проблемы, и искусство поплыло вниз. Но айкидо оказало большое влияние на общество, как метафора, в больше степени, чем если бы его оставили как секту или эксклюзивную группу. Люди пользуются метафорами для разрешения конфликтов, как это происходит в современном айкидо – множеством продуктивных способов. Возвращаясь к Вашему вопросу Уэсиба не делал ничего «неправильно». Он преподавал айкидо и это действительно было оно. Действительно, Дайто-рю и айкидо такие разные? Они не могу отличаться – Такума Хиса часто называл айкидо, то что он делал. Так ведь? Давайте смажем, как многие утверждают, что Дайто-рю более мощное боевое искусство, чем айкидо. Но все же какое из них оказало большее влияние на мир? Многие утверждают, что Сагава Юкиеши был одним из наиболее сильных и опытных учеников Такэда Сокаку. Тем не менее, он был большой рыбой в маленьком пруду, с несколькими учениками, которые считали себя элитой. Сравнивая мои виды на будущее с Уэсиба, я рискую тем, что мой свет, тренировка целостности благодаря боевым искусствам, повлияют на очень малое количество учеников. Это сравнимо с великим музыкантом, который никогда не выступает. Так что я определенно не критикую Уэсиба и его последователей за то, что они открыли двери.

Гийом Эрард: Эллис, спасибо за это фантастическое обсуждение. Напоследок хотите что-то добавить?

Эллис Амдур: Заключение, чтобы сделать интервью аккуратным? Я вспоминаю поэта, Роберта Блая, который описал длинные выходные с В.С. Мэрвином. Они читали самые последние стихи друг друга и безжалостно вырезали последние строки. До скорого (прим. пер.: Амдур использует французский).